litbaza книги онлайнКлассикаДвум смертям не бывать[сборник 1974] - Ольга Константиновна Кожухова

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 79 80 81 82 83 84 85 86 87 ... 89
Перейти на страницу:
широколиственных тополях и каштанах.

Медленно, не торопясь, мы поднялись по широкому, выстланному камнем шоссе в гору.

Сухие линии горизонта, глинистая земля, желтые холмы — ни реки, ни ручья, ни колодца. Даже с самого высокого холма не увидишь голубизны морского прибоя. Даже ветер не доносит сюда из-за хребтов соленого запаха влаги.

Сквозь поредевшую листву тополей уже были видны на возвышенности черные кресты и надгробные камни. Та могила, которую мы искали, нам сказали, ничем не отмечена. Как найти ее среди этих крестов? Чем почтить? За оградами, в пыльных дворах, ни цветов, ни свежей зелени для букета. Только в одном дворе, за калиткою с надписью: «Осторожно! Злая собака!» — я увидела несколько георгинов, астр и циний. Кое-где среди грядок с семенным пожелтевшим луком еще алели, доцветая, бархатные настурции.

Я постучала в калитку. Собака ответила злобным лаем.

Тотчас из-за дома вышла женщина в белом переднике, простоволосая, с засученными рукавами. Лицо ее было загорело и грубо. Она взглянула на меня довольно угрюмо. Выслушав мою просьбу, повернулась и ушла за дом, ничего не сказав.

Мой спутник смущенно заметил:

— Может, в другом месте поищем?

— Нет. Я попрошу еще раз. Должна же она понять…

Но тут хозяйка вышла снова, на этот раз с ножницами в руках. Она молча, не спрашивая меня, резала под корень астры, яркие гроздья настурций, все георгины, один за одним, все золотые шары. Букет разрастался в ее руках, становился красивым и пышным. Она молча подала его мне, не открывая калитки, через колья ограды. Я протянула ей деньги. Женщина мрачно улыбнулась:

— Не надо. Я ведь не продаю!

— Ну как же! Возьмите… Вы срезали все, что у вас было.

— Ничего. А денег я не возьму, — она отвела мою руку.

Я молча поклонилась ей.

Через десять минут мы нашли кладбищенскую сторожиху. Отгоняя овец, щипавших траву среди мраморных и каменных надгробий, она указала узловатым кизиловым костылем:

— Во-он там, под алычой… Видите?

Мы молча поднялись по тропинке, протоптанной в желтой сухой траве. И хотя указание и приметы нам были даны точные, могилы мы все же не видим. Взгляд скользит по невзрачным дощечкам, крестам, обелискам со звездами из фанеры и плоским камням песчаника.

— Ну где же? — с нетерпением спрашиваю я. И тотчас же у своих ног замечаю холмик. Среди колючих растений, засыпанная раздавленной и расклеванной птицами алычой, едва возвышается над землей небольшая могила. Пуля или осколок прошедшей войны расщепили небольшую мраморную доску: от черного отверстия разбежались, как ветви от ствола, зияющие трещины. Ни живых цветов. Ни скамейки. Ничего, кроме дерева в головах и узкой, едва приметной среди желтой травы тропинки…

Значит, все-таки сюда кто-то приходил!

Пусть не совсем ясна эта тропка среди выжженных солнцем холмов, она все же протоптана. Значит, мы здесь не первые!

Я положила цветы на могилу. Вокруг все было тихо. В беззвучном, словно выцветшем воздухе слабо и тонко шелестели листья деревьев.

Слава. Разве она нужна человеку, если он умирает с сознанием исполненного долга, если сделано много хороших дел и написаны книги, умеющие говорить с любым человеческим сердцем? Думал ли он о славе, когда начинал их писать? Она, слава, бывает разная. И не всякую ее хочется. Разве подходит одно к другому — небритое худое лицо, горящий взгляд и оранжерейная белая сирень в январе, укрытая от метелей руками поклонников? Может, и в самом деле настоящему мужеству нужна именно эта тропинка и сухие листья на дереве, расклеванном птицами? Ведь голос, идущий из глубины лет, все так же говорит нам о пытливых и смелых людях, о презрении к деньгам и удобствам жизни, о счастье любить незаметных и верных, прошедших через все испытания…

Уже покидая могилу, в последний раз я обошла ее и только теперь на камне, на котором была укреплена разбитая мраморная доска, заметила три слова, написанные карандашом:

помним

знаем

любим

Ниже шли подписи. Некоторые из них стерлись, другие были приписаны позже, нацарапаны ножом. И мне показалось, что человеку, прожившему столь суровую жизнь, и не может быть другой, более ценной награды, чем эти надписи карандашом на сером камне и сухая осенняя трава. Само солнце — венок его мужеству. Потом будет памятник и широкие тропы, проложенные туристами, будет все по заслугам, а мне навсегда запомнится этот день, и осеннее небо, и могила с осыпавшейся в траву алычой.

…Мы вернулись в деревню к себе молчаливые.

Море сверкнуло из-за скал невиданной прежде голубизной. Волны были прохладны и по-осеннему неуклюжи. В них не было ласки, одна лишь суровость. Пронзительный ветер с гор дохнул на пустынные пляжи, и мы подумали о Москве, о работе, о том, что любая награда, какая бы она ни была, даже надпись карандашом на могиле, добывается только трудом, самоотверженным, тяжким, мучительным, радостным, ежедневным. И думать об этом труде после увиденного и пережитого было приятно. Он был главным. Он все заслонял, огромный, собой.

В декабре в той стране…

Полдень, а в комнате у меня темно от бьющейся в окна метели.

Если пристально вглядеться в декабрьское небо, можно увидеть огромных седых великанов, свившихся в белый крутящийся клубок, борющихся, падающих, убегающих друг от друга. Вот они разошлись и снова сошлись, как будто схлестнулись в дымящемся вихре, белые одежды их разорваны и вьются по ветру.

Я стою у окна и гляжу на летящие космы седых великанов, на белые петушиные гребни их шлемов. Почему-то в такие минуты мне всегда вспоминаются строчки стихов, годами живущих в моей душе, пришедших из юности «В декабре в той стране… снег до дьявола чист…»

Я подолгу раздумываю: «А где она — „та“ страна? За какими полями, лесами, болотами? Почему в „той“ стране уж столь дьявольская чистота? От невинных ли душ ее жителей, от благих их порывов? Или просто там нет ни котельных, ни дымных заводов, ни машин с выхлопными газами, ни пекарен, ни кухонь? Но тогда — чем живут эти странные, дьявольски чистые люди, населяющие „ту“ сказочную страну?»

Я хочу их представить себе, тех людей, и не могу. Что-то мешает в груди.

Мне хочется глубоко вздохнуть.

И вот от первого, еще легкого вздоха они вдруг появляются — из таинственного небытия, бесплотные, неуловимые.

Я их узнаю!

Да, да, я их всех до единого знаю…

Вот они выплывают, выходят из мрака, реальные, в то же время какие-то дымные,

1 ... 79 80 81 82 83 84 85 86 87 ... 89
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?